Черкешенки в османских гаремах
«Императорский султанский гарем». Воспоминания Лейлы (Саз) Ханымэфенди
В те дни и вплоть до последнего времени гарем населяли почти исключительно молодые черкесские или грузинские рабыни. В дворец они попадали в очень юном возрасте. Выбирали только самых красивых, умных и примечательных девочек, другими словами тех, кто смог бы с легкостью выдержать непростое обучение.
В Турции рабство, сегодня* полностью исчезло, но оно процветало ещё полвека тому назад. Оно подчинялось четко определенным правилам и предписаниям: рабов набирали только среди народов Кавказа и Африки. Вопреки тому, что представляют себе европейцы, рабство в Турции никогда не было столь ужасным как, скажем в Америке, где человеческий скот был под гнётом кнута и часто погибал из-за алчности своих хищных и безжалостных хозяев. Я вовсе не утверждаю, что турецкое рабство было манной небесной, актом благотворительности и вообще заслуживающим уважения институтом. Но я хочу представить его в правильном свете.
Однажды в наш дом привезли девушку, судя по всему, благородного происхождения. Она немедленно привлекла внимание наших рабынь, которые окружили ее и начали говорить с ней по-черкесски. Моя сестра, которая смешалась с толпой, не могла сдержать своего восхищения и сказала по-турецки: «Какая красивая девчонка!» Девушка, которая уже знала значение слова «красивая» по-турецки, ответила по-черкесски рабыням, которые затем перевели ее слова: «Одной лишь красоты недостаточно, чтобы достичь счастья. И я не так уж прекрасна. Но то, что моя госпожа, которой я собираюсь служить не находит меня неприятной делает меня счастливой».
Позже моя сестра добавила: «Она действительно не создана для того, чтобы быть служанкой». Девушка строго ответила: «Нет, нет, я никогда не соглашусь стать одалиской**. Я приехала в Константинополь, чтобы войти в сераль и служить жене султана. И если я разрешила привести себя в этот дом, а потом еще в другие, то только для того, чтобы посмотреть на Константинопольских дам и обстановку их домов. Но я никогда не буду служить долго нигде, кроме как не в доме султана.»
Да, девушка была очень горда. В конце концов её мечта сбылась: её продали в императорский гарем. Позже я увидел её там, она подбежала ко мне и была удивительно счастлива видеть меня снова.
В 1860-е годы, во время великого переселения черкесов, этих несчастных было так много, что большинство из них, не имели возможности прокормить своих детей и продавали их по смехотворно низким ценам. Их покупали все, даже люди со скромными средствами могли заплатить за рабыню несколькими золотыми монетами. Стоимость сильно варьировалась в зависимости от возраста, красоты, изящества, достоинств и недостатков. Цена снижалась из-за отсутствия одного или нескольких зубов, отсутствия волос на некоторых частях головы и маленького роста. А о девушке с плоскостопием не могло быть и речи: это считалось очень дурным предзнаменованием, и было чрезвычайно трудно найти кого-нибудь, кто купил бы эту бедняжку. Наконец, девушки, которые уже не были девственницами, обесценивались вдвое. Однако женщины, у которых был грудной ребёнок, были очень востребованы в качестве тайя или кормилиц.
Эти дочери Кавказа, после того как покидали свою страну и свой род, полностью теряли все связи со своими семьями и никогда больше не пытались узнать их судьбу. Прежде всего, сам работорговец был категорически против любых контактов, да и сами хозяева тоже вряд ли были заинтересованы в позволении каких-либо отношений между своими рабами и их родителями. Если девушка случайно встречала родственника, она вряд ли проявляла какие-либо эмоции. Тем не менее, некоторым любимым наложницам всё же дозволялись короткие встречи с родителями, сёстрами или другими родственниками, которые пытались найти девушку. Но большинство из них знали, что им суждено жить изолированно от внешнего мира, и, за неимением другого реального выбора, они с радостью смирялись с этим. Те, что были помоложе, выполняли свои обязанности в хорошем настроении с улыбкой. А девочки, немного старше, оценивали свое положение философски и были более сдержанны. Поначалу некоторые запирались в своих комнатах и некоторое время сердились, но позже были верны, послушны и преданны.
В 19-м веке рабынь часто покупали в очень юном возрасте, а затем взращивали для дальнейшей продажи. И это никоим образом не считалась постыдным. Такого рода вещи никогда не происходили в доме моих родителей, но я могу привести много других примеров. Я знала одну молодую черкешенку, девушку редкой красоты. Цвет её лица напоминал полевую лилию, щёки играли румянцем прекрасной розы, у неё были небесно-голубые глаза и великолепные золотисто-русые волосы. Она действительно была очень красива, похожа на камелию. И хотя природа щедро одарила её физическими дарами, она была очень скупа с атрибутами духа, и поэтому в девушке было очень мало истинного очарования. Тем не менее слух о её красоте дошёл до самого Сераля, и Валиде Пертевниял Султан, мать султана Абдул-Азиза, пожелала взглянуть на неё. Бедняжка так испугалась на этой встрече с самой главной женщиной империи, что едва ли смогла сказать хоть пару слов. Но её сдержанность и робость посчитали естественными и простительными. Валиде купила девушку за солидную сумму, а затем представила её султану. Но Абдул-Азиз ничуть не был очарован её холодной красотой и отсутствием живости и проявил очень мало интереса к этой бедняжке. Девушку разжаловали в служанки и очень быстро выдали замуж за очень уважаемого человека. Она нашла своё счастье в этом доме и прожила долгую жизнь в окружении мужа и детей.
Другая девушка была воспитанницей жены знаменитого Великого Визиря Али Паши. Эта черкешенка тоже была прекрасна: каштановые волосы, бледно-розовая кожа, хорошее сложение и замечательные манеры. Жена Топхане Фетхи Ахмеда Паши, Великого Магистра артиллерии, купила её, чтобы преподнести в качестве свадебного подарка своей невестке Джемиле Султан, которая, к слову, была дочерью султана Абдул-Меджида. Именно в свите принцессы я впервые увидела эту прекрасную девушку, которая сумела достичь очень высокого положения. Джемиле Султан однажды заметила, что к девушке проявляет внимание её брат, шехзаде Абдул-Хамид. Так Назикеда стала наложницей будущего султана. таким образом стала супругой будущего султана.
Когда Абдул-Хамид взошел на трон, она заняла положение первой жены, почти императрицы. Назикеда была во всех отношениях достойна этого положения как по своему высокому достоинству, так и по своей красоте. Она испытывала глубочайшее уважение к своей первой госпоже, которой была обязана своим образованием, манерами и, косвенно, своим счастьем. Султан даже позволил пригласить её во дворец. Когда великосветская старуха предстала перед Назикедой, она попыталась поцеловать край её платья, как того требовал обычай. Но девушка остановила её и сказала: «Не дай Бог, я обязана вам всем, что привело меня к этому высокому положению. Сам падишах разрешил мне поцеловать вашу руку. Пожалуйста, не лишайте меня этой чести.»
Однако вскоре счастье Назикеды было разрушено самым ужасным образом. Однажды вечером, когда она играла на пианино, её дочь Ульвия Султан, которой было всего 7 лет, осталась без присмотра в своей комнате — служанки-калфы ужинали. Девочка нашла спички, стала играть сними и подожгла своё муслиновое платье. На султанше был туго затянут тяжёлый золотой пояс. Несмотря на все усилия матери (та сама сильно обожгла руки и грудь), расстегнуть пояс и снять горящее платье было невозможно. Назикеда схватила ребёнка на руки и выбежала в холл вместе с дочерью, чтобы найти помощь. Но это только ещё больше разожгло пламя, а подмога пришла слишком поздно. Через два дня маленькая султанша скончалась от ожогов. Султан и его супруга погрузились в отчаяние и долгое время не могли видеть друг друга. ***
Наряду с черкешенками, которые по счастливой случайности достигли выдающегося положения и стали женами великих и могущественных Пашей, были, очевидно, и другие, чья судьба была более скромной; но и они были далеки от того жалкого мученичества, которое так часто случается на Западе. В целом материальная жизнь рабов мало чем отличалась от жизни их хозяев: они были хорошо одеты, получали ту же пищу и о них заботились, во всех смыслах этого слова.
Когда рабыня сталкивалась с неподходящими хозяевами, она могла просто попросить, чтобы ее перепродали. Если ей отказывали, она убегала к работорговцу, который первоначально продал ее. Купец немедленно сообщал хозяйке об этом событии и тут же пытался продать её новому хозяину или хозяйке. Убегая, рабыня никогда ничего не крала из дома хозяев: с собой она брала лишь узелок с бельём, а в знак побега оставляла туфли перед дверью дома или у забора, через который перелезала.
С многими рабынями жестоко обращались их хозяйки. Однако зачастую они сами навлекали на себя эти наказания и гонения, возбуждая ревность, часто обоснованную. В сущности, черкешенкам с детства вбивали в голову мысль о том, что они когда-нибудь выйдут замуж за Пашу, (прекрасного принца) и будут жить в роскоши. Другими словами, те считали свои ожидания прекрасной жизни почти что правом. А когда случай, вместо того, чтобы привести их к могущественному хозяину, оставлял их в положении простой служанки, когда хозяин дома был немного ветренен и настойчив (а какой мужчина не таков?), они часто потакали его слабостям, ничуть не заботясь о чувствах его законной жены. Это всегда приводило к катастрофе. Брошенная или обманутая жена, если она не могла избавиться от рабыни, просто продав ее, и если она не могла вновь завоевать любовь своего неверного мужа, мстила девушке, которая украла у неё любовь супруга. Сколько частных драм было вызвано этими черкесскими рабынями! Сколько из них смогли потеснить законных жён
Однако среди них также много хороших, очень преданных своим хозяйкам. И когда рабыня видела, что семейное счастье госпожи находится под угрозой, она сама просила или продать её в другой дом, (если она была куплена совсем недавно), или же просила свободы, если прошло уже несколько лет на службе у своей госпожи.
*Воспоминания опубликованы в 1920-х
**Настоящее произношение этого слова- одалык, а не одалиска; так называли наложниц, и его буквальный перевод: для покоев. Мужчина, женатый или нет, мог иметь одну или несколько одалык, дети одалык по закону пользовались по закону теми же правами, что и дети законной жены, даже если союз между матерью и отцом не был узаконен обычным браком.
***Имя Назикеда может означать “та, что изящных манер” . Трагедия с дочерью, на самом деле, произошла в 1875 году, незадолго до того, как Абдул-Хамид стал султаном. Больше детей у Назикеды не было. Вероятнее всего, этот трагический случай навсегда отдалил возлюбленных друг от друга. Но женщина до самой смерти носила титул баш-кадын, т.е. главная жена.